М.А. Булгаков

ЗАПИСКИ ЮНОГО ВРАЧА
МОРФИЙ

(фрагмент начала)

   Давно уже отмечено умными людьми, что счастье - как здоровье: когда оно
налицо, его не замечаешь. Но когда пройдут годы - как вспоминаешь о
счастье, о, как вспоминаешь!
   Что касается меня, то я, как выяснилось это теперь, был счастлив в 1917
году, зимой. Незабываемый, вьюжный, стремительный год!
   Начавшаяся вьюга подхватила меня, как клочок изорванной газеты, и
перенесла с глухого участка в уездный город. Велика штука, подумашь,
уездный город? Но если кто-нибудь подобно мне просидел, в снегу зимой, в
строгих и бедных лесах летом, полтора года, не отлучаясь ни на один день,
если кто-нибудь разрывал бандероль на газете от прошлой недели с таким
сердечным биением, точно счастливый любовник голубой конверт, ежели
кто-нибудь ездил на роды за 18 верст в санях, запряженных гуськом, тот,
надо полагать, поймет меня.
   Уютнейшая вещь керосиновая лампа, но я за электричество! И вот я увидел их
вновь, наконец, обольстительные электрические лампочки! Главная улица
городка, хорошо укатанная крестьянскими санями, улица, на которой, чаруя
взор, висели - вывеска с сапогами, золотой крендель, изображение молодого
человека со свиными и наглыми глазками и с абсолютно неестественной
прической, означавшей, что за стеклянными дверями помещается местный
Базиль, за 30 копеек бравшийся вас брить во всякое время, за исключением
дней праздничных, коими изобилует отечество мое.
   До сих пор с дрожью вспоминаю салфетки Базиля, салфетки, заставлявшие
неотступно представлять себе ту страницу в германском учебнике кожных
болезней, на которой с убедительной ясностью изображен твердый шанкр на
подбородке у какого-то гражданина.
   Но и салфетки эти все же не омрачат моих воспоминаний! На перекрестке
стоял живой милиционер, в запыленной витрине смутно виднелись железные
листы с тесными рядами пирожных с рыжим кремом, сено устилало площадь, и
шли, и ехали, и разговаривали, в будке торговали вчерашними московскими
газетами, содержащими в себе потрясающие известия, невдалеке призывно
пересвистывались московские поезда. Словом, это была цивилизация, Вавилон,
Невский проспект.